Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре

1190
Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре

Павел Иванович Бирюков родился в 1860 году в родовом поместье около села Ивановского Костромской губернии.

Корни семьи по отцовской линии уходят в XV век, по материнской — еще дальше, в IX–X века. Дед Бирюкова, генерал-майор, прославился в ходе Отечественной войны 1812 года и был тяжело ранен в Бородинском сражении; отец отличился в Крымской войне. Мать была дочерью статского советника Василия Христиане. Она получила хорошее образование, знала несколько языков и владела фортепьяно. Варвара Васильевна была глубоко религиозна, что, безусловно, оказало влияние и на всех ее детей.

По семейной традиции обоим сыновьям Бирюкова, Павлу и Сергею, предстояла военная карьера. На обучение их отдали в наиболее привилегированное военное заведение того времени — Пажеский Его Императорского Величества корпус. Учился Павел блестяще, поэтому был допущен лично рапортовать Александру II во время его посещения Пажеского корпуса, из которого позже перевелся в Санкт-Петербургское морское училище. Окончив его в 1880 году, он отправился в двухлетнее заграничное плавание на фрегате «Герцог Эдинбургский», только что спущенном на воду. Как и многие, во время путешествия Бирюков вел дневник. Первые его записи рисуют нам светского молодого человека еще вполне традиционных увлечений и взглядов. Летом 1881 года великий князь Константин Константинович Романов пригласил Бирюкова сопровождать его на Святой Афон.

В середине 1883 друг молодого человека Василий Голицын пригласил его посетить «Общество христианской помощи» — своеобразный кружок молодых петербургских аристократов, увлекавшихся христианским богословием. На одном из заседаний этого кружка Павел Иванович познакомился с Владимиром Григорьевичем Чертковым, верным последователем идей Льва Толстого. В 1884 году Чертков пригласил Бирюкова в свое родовое имение Лизиновку в Воронежской губернии. По дороге они заехали в Москву и 21 ноября посетили дом Толстого в Хамовниках, где Чертков представил молодого человека великому писателю. Уже весной 1885 года Бирюков выходит в отставку и посвящает свою жизнь пропаганде толстовства. Он работает в издательстве «Посредник», выпускающем книги для народа, в том числе произведения Толстого, миллионными тиражами. В конце 1880-х Павел Иванович под влиянием толстовских идей переезжает на свою малую родину в Костромскую губернию, становится вегетарианцем и занимается физическим трудом. Его одеждой в тот период становится длинная рубаха навыпуск, такая же, как и у Толстого, — позже ее так и назовут: «толстовка». По распоряжению костромского губернатора за Бирюковым устанавливается негласный надзор. Однако вскоре Павел Иванович оставляет усадьбу, возвращается в столицу и вновь начинает работать в издательстве «Посредник», а вскоре и возглавляет его. Скромная петербургская квартира Бирюкова превращается в местный центр толстовского движения.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 2
Л. Н. Толстой, Павел Иванович, Ольга Павловна и Лев Павлович Бирюковы (1910). Ясная Поляна. Фотография из архива Т. Л. Беррады-Бирюковой

В 1891–1892 годах в 17 российских губерниях разразился голод. Толстой делал все для помощи голодающим, и Бирюков активно работал вместе с ним. Именно в это время он встретил еще одну последовательницу Толстого — Веру Михайловну Величкину, и они подружились. Бирюков также был знаком с ее будущим мужем Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. Позже, уже в Женеве, обе семьи поддерживали тесные отношения. Павел Иванович был верным соратником Льва Толстого в деле борьбы за права членов секты духоборов, которых жестоко преследовало правительство.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 3
П. И. и П. Н. Бирюковы с дочерью Ольгой (начало 1900-х годов). Фотография из архива Т. Л. Беррады-Бирюковой

Изначально для своего переселения духоборы рассматривали Техас, Туркестан и Маньчжурию, наконец выбор пал на остров Кипр, который в то время был частью Британской империи. Несмотря на сообщения, присланные разведчиками духоборов, о плохой почве и жарком климате, было принято решение о переселении на остров. Первая группа из 1126 человек прибыла туда в августе 1898 года. Павел Иванович присоединился к первой группе, чтобы помочь координировать их поселение. Его наблюдения были опубликованы в журнальной статье «Духоборы на Кипре» в журнале «Свободное слово», № 2, 1899: 22-55 и переизданы в его книге «Духоборцы: сборник статей, воспоминаний, писем и других документов» (Санкт-Петербург: И. Н. Кушнерев, 1908).

Как отмечает Павел Иванович Бирюков в своем отчете, когда духоборы высадились на Кипре 26 августа 1898 года на борту французского парохода Le Douro, все выглядело многообещающе. Средиземноморский остров поразил своей красотой: плодородная земля, пышная растительность и приморский климат напоминали им родину в Молочных Водах. На первый взгляд, единственным недостатком было отсутствие жилья.

После нескольких недель карантина в Ларнаке духоборов расселили в трех местах: Аталассе, Куклии и Пергамосе. Здесь они начали строить небольшие сельскохозяйственные поселения, возводя дома из глиняных кирпичей в кавказском стиле и подготавливая почву для посадки овощей.

Однако к осени стало очевидно, что переселение не оправдывает ожиданий, возложенных на него толстовцами и квакерами, которые поддерживали духоборов. Внутри общины начались разногласия относительно способов ведения хозяйства: спорили о ценности коллективного и индивидуального земледелия. Отсутствие четкого руководства и трудности адаптации к новым условиям также сыграли свою роль.

Русские толстовцы, включая самого Бирюкова, несмотря на свои благие намерения, недостаточно понимали местные условия. Это привело к тому, что ни строительство, ни земледелие не развивались в должной мере. Многие духоборы продолжали жить в палатках, расположенных в болотистых районах, кишащих комарами. Те, кто успел построить дома, сталкивались с крайне стесненными и антисанитарными условиями.

Проблемы усугублялись ограниченным рационом: овощи еще не успели созреть, молоко было доступно только в сгущенном виде, а мясо, запрещенное их религиозными убеждениями, не употреблялось. Плохая питьевая вода и тяжелый климат привели к вспышкам серьезных заболеваний. Через два месяца после прибытия на Кипр начались первые смерти. За несколько месяцев от голода, болезней и истощения умерли 108 человек — уровень смертности оказался даже выше, чем во время их изгнания на Кавказе.

К концу 1898 года надежды духоборов рассеялись. Бирюков призывал их покинуть Кипр, называя это единственным способом избежать полного вымирания. Вскоре стало известно, что оставшиеся в России братья выбрали для переселения Северную Америку, где климат был более благоприятным.

27 апреля 1899 года духоборы покинули Кипр на борту парохода Lake Superior, чтобы пересечь Атлантику и присоединиться к своим собратьям в Канаде. Так завершился неудачный эксперимент по переселению духоборов на Средиземноморский остров.

Полностью глава IV из книги Павла Ивановича Бирюкова «Духоборцы: сборник статей, воспоминаний, писем и других документов» доступна для изучения.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 4

Переселение

По полученіи разрѣшенія на выселеніе за границу духоборы отправили въ Англію двухъ ходоковъ, Ивана Ивина и Петра Махортова, для переговоровъ о возможныхъ условіяхъ переселенія съ квакерами и съ В. Г. Чертковымъ, у котораго съ тѣхъ поръ и образовался главный центръ духоборческаго переселенія въ Канаду. Несмотря на начавшіяся пожертвованія въ отвѣтъ на воззваніе Льва Николаевича, денегъ было очень мало, и вопросъ о переселеніи представлялъ много трудностей. Духоборы просили поспѣшить, такъ какъ имъ уже невмоготу было оставаться на мѣстахъ. Единственная возможность для первой партіи въ 1100 человѣкъ была поселиться хотя временно на предложенной квакерами землѣ на о-вѣ Кипрѣ, куда и отправилась первая партія и была благополучно доставлена.

Но поселеніе это было неудачно. Жаркій кипрскій климатъ съ его солнечными лихорадками и маляріями былъ невыносимъ для духоборцевъ, привыкшихъ къ суровому климату «Мокрыхъ Горъ». Польза этого выселенія была только та, что оно вообще подвинуло вопрось о переселеніи, вызвало многихъ лицъ къ болѣе энергической дѣятельности, и слѣдующія партіи направились уже прямо на подготовленныя имъ мѣста въ Канадѣ, куда къ нимъ вскорѣ присоединились и кипрскіе поселенцы.

Мнѣ пришлось пробыть на Кипрѣ съ духоборцами около 3 1/2 мѣсяцевъ и принять посильное участіе въ ихъ временномъ поселеніи. Я описалъ эту жизнь мою въ слѣдующей статьѣ.

 

Духоборы на Кипрѣ

Вотъ у ногъ Ерусалима, Богомъ сожжена, Безглагольна, недвижима Мертвая страна. (Лермонтов «Споръ»)

19 августа новаго стиля 1898 года совершилось событіе большой важности въ исторіи русскаго народа:

1126 русскихъ крестьянъ-духоборовъ покинули безвозвратно Россію.

Читатели знаютъ изъ предыдущей главы, какъ тяжело жилось имъ въ Россіи.

Не говоря объ отдѣльныхъ ссылкахъ, начавшихся еще въ 1886 году, болѣе 4000 духоборовъ были разорены и выселены изъ своихъ домовъ въ іюлѣ 1895 года и разселены по грузинскимъ деревнямъ, гдѣ они за три года потеряли около 1000 человѣкъ умершими отъ разныхъ болѣзней и прожили остатки захваченнаго ими въ ссылку своего имущества. Всѣ эти три года кавказскія власти старались сломить упорство духоборовъ въ ихъ религіозныхъ требованіяхъ и, уступивъ, наконецъ, ихъ просьбѣ, правительство рѣшилось на весьма крайнюю мѣру — разрѣшило разселеннымъ духоборамъ выселиться изъ Россіи безъ права возвращенія на родину.

Мѣра эта, эта уступка, до того казалась невѣроятной, что ни сами духоборы, ни особенно ихъ сосѣди, кавказскіе жители, до послѣдней минуты отплытія парохода но вѣрили оя осуществленію. Недовѣріе кавказскихъ жителой къ подобному, относительно гуманному, рѣшенію духоборческаго вопроса простиралось до того, что, какъ разсказывали мнѣ духоборы, ихъ знакомые кавказцы, провожавшіе ихъ, до послѣдней минуты убѣждали ихъ не ѣхать, не довѣрять этой ловушкѣ. Ихъ увѣряли, что это разрѣшеніе отплыть отъ берега есть не что иное, какъ приговоръ къ смертной казни черезъ потопленіе. «Вотъ только отплывете отъ берега на пушечный выстрѣлъ, — говорили дальновидные кавказцы, — такъ матросы пароходные сядуть въ лодку и бросять васъ на пароходѣ, а съ берега пустять ядро и потопятъ всѣхъ».

 

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 5
Видъ острова Кипра

Но потопленія не случилось, и всѣ 1126 человѣкъ духоборовъ благополучно высадились на островѣ Кипрѣ 26 августа.

Многимъ можетъ показаться страннымъ, почему духоборы выселились на Кипръ.

Я не могу хорошо объяснить основную мысль этого проекта.

Хотя я и не сочувствовалъ ему, но вмѣстѣ съ тѣмъ не могъ подвергать его строгой критикѣ, такъ какъ, по разнымъ причинамъ, я стоялъ вдали отъ дѣла переселенія до тѣхъ поръ, пока сами событія не втянули меня въ него.

Наблюдая теперь кипрскую жизнь, я могу сказать, что мысль объ окончательномъ поселеніи духоборовъ на Кипрѣ, если только таковая мысль дѣйствительно имѣлась въ виду, могла притти въ голову только человѣку или совсѣмъ не знавшему Кипра, или человѣку, вовсе не понимающему условій жизни русскаго крестьянина.

Подобныя мысли высказывались и раньше, но дѣло переселенія пошло такъ быстро, что Кипръ явился печальною необходимостью. Два духобора, посланные на Кипръ встрѣтить первую партію, нашли его негоднымъ къ поселенію, но ни телеграмма ихъ, ни письмо уже не могли остановить двинувшагося потока, и выселеніе первой партіи совершилось какъ бы само собой.

Чувствую себя виноватымъ въ томъ, что, поддавшись вліянію духоборскихъ представителей, разсказавшихъ намъ о бѣдственномъ положеніи духоборовъ, я, въ числѣ другихъ, настаивалъ на скорѣйшемъ ихъ выселеніи, что, быть-можеть, и повлекло за собой это массовое движеніе, тогда какъ сначала предполагалось выселять ихъ постепенно, небольшими партіями, и тогда, вѣроятно, послѣдствія выселенія не были бы столь гибельны.

Запертые въ комнату люди, знающіе, что они не въ силахъ отворить ее, несмотря на бѣдственность своего положенія, будуть неизбѣжно стараться о лучшемъ устройствѣ въ стѣнахъ этой комнаты, и, наоборотъ, люди, запертые въ комнату и устроившіе себѣ тамъ сносную жизнь, несомнѣнно, при первомъ растворѣ дверей устремятся въ свободное пространство, покинувъ относительное удобство комнаты и предпочитая ему неизвѣстность будущей свободы. Подобно этому и духоборы, истомившіеся подъ гнетомъ трехлѣтняго административнаго надзора и получивъ разрѣшеніе на выѣздъ изъ Россіи, едва могли сдержать свой порывъ и при первомъ ободреніи съ нашей стороны стали брать паспорта и направляться къ Батуму.

Уже въ то время, какъ они были въ Батумѣ, явилось новое осложненіе, не предвидѣнное руководителями переселенія, гарантія, которую потребовало англійское правительство острова Кипра по 250 рублей съ человѣка въ обезпеченіе его двухлѣтняго пребыванія здѣсь и проѣзда назадъ на родину. Требуемой суммы не оказалось налицо, а между тѣмъ болѣе 1000 духоборовъ стянулось въ Батумъ и стояло тамъ лагеремъ, ожидая рѣшенія своей судьбы.

Для насъ, участниковъ дѣла переселенія, и жившихъ въ Англіи, это было очень тяжелое и тревожное время. Чувствовалась огромная отвѣтственность за эти 1000 жизней и почти явная невозможность помочь имъ выйти изъ ихъ почти невыносимаго положенія.

Послѣ новыхъ переговоровъ съ кипрскимъ правительствомъ гарантія была сбавлена до 150 рублей съ человѣка, и, наконецъ, явилась возможность замѣнить недостающую часть денежной гарантіи поручительствомъ лицъ, пользующихся довѣріемъ англійскаго правительства. Надо отдать справедливость той энергіи, съ которой дѣйствовалъ въ эти дни квакерскій комитеть для помощи страждущимъ и его отдѣленіе — духоборческій комитетъ. Въ три дня собрана частью деньгами (50.000 р.), частью поручитольствомъ гарантія въ 165.000 рублей и получено разрѣшеніе на высадку духоборовъ на Кипрѣ.

Теперь, послѣ 51 похоронъ, уже совершонныхъ на Кипрѣ и еще неизвѣстно сколько имѣющихъ совершиться, хочется думать, что лучше бы, можеть-быть, было, если бъ эта гарантія не была собрана и разрѣшеніе высадки на Кипръ не было бы получено; но тогда это была дѣйствительная радость, и какъ только получена была телеграмма о томъ, что духоборы отправляются на Кипръ, я собрался ѣхать туда же, чтобы встрѣтить ихъ тамъ и оказать имъ возможное содѣйствіе по устройству ихъ жизни.

Сомнѣнія, являющіяся теперь о томъ, что достигнутый такими усиліями результать не былъ лучшимъ, подтверждаются еще и тѣмъ, что, судя по разсказамъ самихъ духоборовъ, во время нашихъ волненій въ Англіи, они не бездѣйствовали и въ Батумѣ.

Издавна привыкшіе къ самостоятельной жизни, они сейчасъ же по приходѣ въ Батумъ, узнавъ отъ англійскаго консула о величинѣ требуемой гарантіи, разумно рѣшили искать иного выхода, и часть изъ нихъ говорила о возможности перейти турецкую границу, а другая часть, болѣе энергично стремившаяся на Западъ, вошла въ сношеніе съ агентомъ Messageries Maritimes и зафрахтовала уже два парохода, которые брались ихъ доставить въ Марсель, съ правомъ прожить тамъ 3 мѣсяца, по 14 р. съ человѣка. Наканунѣ того дня, когда долженъ былъ уйти одинъ изъ этихъ пароходовъ въ Марсель, пришла изъ Англія телеграмма о томъ, что гарантія собрана и разрѣшеніе ѣхать на Кипръ получено. Эта телеграмма и рѣшила дѣло. «Если бы не эта телеграмма, — говорили мнѣ нѣкоторые духоборы, — мы уже были бы въ Канадѣ». И дѣйствительно, кто знаетъ, какой оборотъ приняло бы дѣло. Часть духоборовъ могла бы найти заработки на марсельскихъ докахъ, а часть могла бы двигаться дальше, и собранныя 50.000, такъ нопроизводительно истрачиваемыя здѣсь, могли бы быть употреблены на переѣздъ въ Канаду этой партіи.

Но воротить этого уже нельзя, и, волею судебъ, мы живемъ, болѣемъ и умираемъ на Кипрѣ.

II

Вслѣдствіе неудобнаго расписанія парохода, я не могъ поспѣть встрѣтить духоборовъ при ихъ высадкѣ. Я пріѣхалъ на Кипръ черезъ три дня послѣ ихъ прибытія, т. е. 29 августа.

Пароходъ, приходящій къ городу Ларнака, останавливается довольно далеко отъ берега. Какъ только пароходъ бросилъ якорь и я успѣлъ разглядѣть отдаленный берегъ и пристань, такъ тотчасъ же замѣтилъ правѣе пристани кучку палатокъ и стоявшихъ и ходившихъ между ними людей. Я навелъ на нихъ зрительную трубу и узналъ духоборовъ, группами стоявшихъ на берегу, въ бѣлыхъ рубахахъ и синихъ штанахъ и въ ихъ особаго покроя казацкихъ картузахъ.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 6
Василий Потаповъ

 

Я сталъ торопить лодочника, который бралъ мои вещи, и вскорѣ съ моимъ товарищемъ по дѣлу, англичаниномъ Стэрджемъ, мы подъѣхали къ пристани.

Черезъ нѣсколько минутъ я уже бѣжалъ разыскивать своихъ друзей-духоборовъ. Они оказались въ карантинѣ.

Quarantaine-Office — это довольно большой дворъ, огороженный высокимъ заборомъ на берегу моря и на краю города. Одну сторону его составляють сараи, приспособленные для жилья. Духоборы помѣстились частью въ этихъ сараяхъ, гдѣ они наскоро устроили нары, частью въ 60 палаткахъ, довольно тѣсно разставленныхъ на дворѣ.

Подойдя къ воротамъ карантина, я, къ сожалѣнію, нашелъ ихъ запертыми. По счастью, тамъ было довольно просторное окошко, въ которое я могъ просунуть голову и даже поцѣловаться съ моимъ другомъ, духоборомъ Василіемъ Андреевичемъ Потаповымъ. Мы не видались три года. Я нашелъ его сильно измѣнившимся, похудѣвшимъ и постарѣвшимъ за это время. Три года ссылки дали себя знать. Но душою онъ, конечно, сталъ еще крѣпче, яснѣй и спокойнѣе.

Мы обмѣнялись привѣтствіями, поклонами и самыми краткими свѣдѣніями о взаимномъ благополучіи. Вскорѣ послѣ моего прихода принесли и провизію, хлѣбъ и стали переда- вать черезъ карантиннаго сторожа; Потаповъ былъ отвлеченъ дѣлами, и я, поговоривъ немного съ нѣкоторыми, тоже отошелъ и направился въ гостиницу, чтобы сообразить съ товарищами дальнѣйшій образъ дѣйствій. Признаюсь, сквозь эту радость свиданія сквозило что-то горькое, неожиданное- этотъ запоръ на воротахъ, это насиліе, которымъ духоборы были встрѣчены при первомъ ихъ шагѣ, на свободной землѣ.

Мнѣ хочется быть вполнѣ откровеннымъ, и потому я признаюсь еще въ одномъ чувствѣ, которое я испыталъ, увидавъ на берегу палатки духоборовъ. Чувство это можно приблизительно выразить такими словами: „Ахъ, они таки туть!" Подъѣзжая къ Кипру, хотя я и зналъ, что духоборы должны были выѣхать на Кипръ, я смутно все еще надѣялся, что, можеть-быть, что-нибудь помѣшаетъ этому, и они не попадуть сюда. Часто я подавлялъ въ себѣ это чувство и говорилъ себѣ: что жъ, почему же не на Кипръ? Вѣдь я не знаю его. Можеть-быть, туть и очень хорошо: теплый климать, гуманное англійское правительство, близость Россіи и т. д. Но то чувство протеста и надежды опять прорывалось и разстраивало мои планы.

Теперь, когда я увидалъ духоборовъ ужо на Кипрѣ, у меня снова явилась энергія и довѣріе къ Кипру и желаніе употребить всѣ свои силы, чтобы найти все хорошее на Кипрѣ, и, можеть-быть, подъ вліяніемъ этого усилія, быть-можеть, просто подъ вліяніемъ достигнутой цѣли и предстоящаго отдыха послѣ длиннаго пути я провелъ этотъ вечеръ какъ-то осо- бенно радостно и любовался и луной и моремъ и плохонь- кимъ оркестромъ, игравшимъ въ кафэ на набережной; отлично выспался и проснулся съ большими надеждами.

На другой день старшій докторъ еще разъ зашелъ въ карантинный дворъ, зачѣмъ-то пересчиталъ снова мужчинъ, женщинъ и дѣтей и потомъ разрѣшилъ мнѣ входъ въ карантинъ, такъ что я могъ повидаться и поздороваться со всѣми тамъ находящимися. А къ вечеру получено было разрѣшеніе отъ губернатора открыть карантинъ, и духоборы сами пошли въ городъ за провизіей. Имъ очень пригодилось зна- ніе татарскаго языка, такъ какъ мѣстный туроцкій похожъ на татарскій, и многіе довольно свободно стали объясняться съ мѣстными жителями.

Губернаторъ разрѣшилъ оставаться духоборамъ на карантинномъ дворѣ не болѣе трехъ недѣль. Но больше этого и невозможно было бы оставаться тамъ. Дворъ этотъ и окружающія его зданія обращены были прямо на югъ, и тамъ среди дня скоплялось такое количество теплоты, что самые здоровые едва могли выносить ее.

Одинъ изъ моихъ товарищей по дѣлу — Сенъ Джонъ, уже давно жившій на островѣ и дѣятельно занимавшійся изслѣдованіемъ его, нашелъ за городомъ мѣсто для временной стоянки духоборовъ — казенный садъ, вблизи котораго былъ ключъ съ достаточнымъ количествомъ воды. Правительство, запрошенное объ этомъ, предъявило такое количество сани- тарныхъ требованій и ограниченій, что воспользоваться этимъ садомъ не оказалось возможности.

Къ счастью, въ первый же день нашего пребыванія въ Ларнакѣ было получено извѣстіе, что заарендованная нами ферма, по здѣшнему „чифликъ" Аталасса готова къ сдачѣ и можетъ быть занята на другой же день.

Стэрджъ и Сенъ Джонъ отправились рано утромъ на другой день принимать ферму, а я остался съ духоборами, чтобы проводить первую партію на ея мѣсто жительства.

За эти два дня я провелъ большую часть времени съ духоборами въ карантинѣ. Въ бесѣдахъ съ ними я старался выяснить имъ причину ихъ высадки на Кипръ; хотя они знали это въ общихъ чертахъ, но я старался сдѣлать положеніе ихъ болѣе сознательнымъ и свободнымъ, внушая имъ, что хотя Кипръ и явился неизбѣжнымъ выходомъ изъ ихъ по- ложенія, по отъ нихъ зависить, избрать ли его постояннымъ иѣстомъ жительства или временной станціой. И я встрѣтилъ въ нихъ съ перваго же разу вполнѣ разумное отношеніе къ этому вопросу. Никто не предрѣшалъ дѣла, такъ какъ, сидя въ четырехъ стѣнахъ карантина и только гуляя по базару, нельзя было основательно рѣшить его. Многихъ привлекала дещовизна фруктовъ, особенно винограда, фунтъ котораго обходился меньше копейки, помидоровъ, баклажановъ и другой зелени. Это показывало имъ, что золени и плодовъ здѣсь родится много. Другихъ пугали разсказы жителей объ отсутствіи воды и лѣса; все это давало пока лишь матеріалъ для обсужденія вопроса, но до рѣшенія его было еще да- леко. И въ первые дни рѣшеніе склонялось скорѣе въ положительную сторону, такъ что освобожденные духоборы уже стали подумывать о возможности освобожденія другихъ своихъ братьевъ, оставшихся на Кавказѣ, и это мнѣніе отразилось въ первые же дни въ моихъ письмахъ.

Состояніе здоровья въ карантинѣ, несмотря на тѣсноту помѣщенія, казалось удовлетворительнымъ, по крайней мѣрѣ, жалобъ не было и осмотръ доктора далъ утѣшительный результать.

Смерть одного изъ братьевъ, Тимоөея Мокѣева, въ первый день высадки не нарушила этого настроенія какъ среди духоборовъ, такъ и среди врачей, и всѣ единодушно признали ее слѣдствіемъ долгой болѣзни, повидимому чахотки, уже нѣсколько лѣтъ мучившей его.

Въ карантинѣ была привита оспа тѣмъ, у которыхъ не оказалось ея. Старшій докторъ передавалъ мнѣ свое удивленіе цивилизованности и скромности духоборовъ, не сопротивлявшихся всѣмъ этимъ манипуляціямъ.

Наконецъ, былъ назначенъ день отправки первой партін въ Аталассу, около 280 человѣкъ, и послѣ полудня мы начали нагружать нанятыя арбы вещами, палатками, слабыми, старыми и дѣтьми, и часамъ къ четыремъ все было готово, и обозъ въ сорокъ двѣ подводы выступилъ по дорогѣ къ Никозіи, главному административному центру острова.

Я остался ещо часа два въ Ларнакѣ и часовъ въ 6 выѣхалъ догонять обозъ на мулѣ въ сопровожденіи турецкаго полицейскаго, даннаго въ мое распоряженіе услужливымъ губернаторомъ Ларнаки, на случай могущихъ встрѣтиться недоразумѣній.

Я догналъ послѣднюю арбу приблизительно на 9-й или 10-й верстѣ и проѣхалъ впередъ вдоль обоза, обгоняя арбы и шедшихъ пѣшкомъ мужчинъ и женщинъ. Солнце уже сѣло, но темнѣе не стало. Яркая южная луна свѣтила почти такъ же ярко, какъ солнце. Обозъ растянулся на нѣсколько версть, и я долго не могъ догнать первой арбы.

От Ларнаки до Никозии по большой дороге 26 англ.миль, т.е. 39 версть. Аталасса находится недалеко отъ большой дороги, влѣво отъ нея, не доѣзжая до Никозіи 3-хъ миль.

Я догналъ первыя арбы на половинѣ дороги, гдѣ онѣ уже расположились на отдыхъ, у постоялаго двора, или „духана" по-татарски, а по-здѣшнему просто „хана“. Понемногу туда стянулись и остальныя арбы и расположились кормить быковъ. Послѣ 3-хчасовой стоянки первыя арбы снова двинулись въ путь и часамъ къ 4-мъ утра благополучно добрались до Аталассы.

Понемногу стали подъѣзжать арбы, разгружаться и располагаться лагеремъ внизу за садомъ около протекающаго тамъ ручья. Дѣти и бабы особенно жадно набросились на этотъ ручей. Дѣти стали играть и плескаться въ немъ; бабы — черпать, варить, мыть. Въ Ларнакѣ чувствовался недостатокъ прѣсной воды. На мытье не всегда хватало. И онѣ были рады теперь избытку ея.

Часамъ къ 8 утра подоспѣли послѣднія арбы. Переходъ совершился вполнѣ благополучно. Разставлялись палатки, зажигались костры, закипала жизнь на новомъ мѣстѣ,

Чифликъ Аталасса считается однимъ изъ хорошихъ мѣсть на Кипрѣ въ хозяйственномъ отношеніи. Достаточное количество воды, порядочный фруктовый садъ, съ финиковыми пальмами, фиговыми, апельсинными, лимонными, оливковыми и тутовыми деревьями, огородъ съ разной молодой зеленью, нѣсколько участковъ съ молодыми насажденіями оливковыхъ и тутовыхъ деревьевъ и около 500 десятинъ хорошей пахотной земли. Хозяйственныя постройки въ исправномъ видѣ, домъ 5-6 комнать, сараи и амбары.

Все это было взято въ аренду у Восточной и Колоніальной Компаніи за 200 ф. въ годъ, т.е. за 2000 р.

При упоминаніи имени „Восточная и Колоніальная Компанія" у меня остается непріятное чувство. Я мало знакомъ съ дѣятельностью этой компаніи и съ ея членами, но знаю одно, что за все, что они намъ продали, за всѣ услуги, оказанныя ими намъ, мы заплатили очень много, а между тѣмъ при всякой продажѣ и услугахъ выходило такъ, что они намъ очень сочувствують и оказываютъ благодѣяніе.

Какъ только прибывшая партія освоилась нѣсколько со своимъ положеніемъ на новомъ мѣстѣ, къ вечеру я отправился назадъ въ Ларнаку на своемъ мулѣ уже безъ полицейскаго, котораго отпустилъ еще утромъ.

Партія, пришедшая въ Аталассу, была вся изъ одной деревни Ефремовки. Три года они жили въ разбродѣ и вотъ теперь соединились на новомъ мѣстѣ, и у нихъ сейчасъ же явилась мысль, поддержанная мною, построить и здѣсь деревню и назвать ее Ефремовкой. Такъ было и въ Таврической губерніи, такъ было и на Кавказѣ, такъ должно было быть и здѣсь. Всѣ были бодры духомъ и полны надеждъ. Было нѣсколько больныхъ, о нихъ жалѣли, но говорили, что это неизбѣжно и что хорошо, что еще такъ все обошлось при трудности переѣзда. Я уѣхалъ въ Ларнаку, проѣхалъ одинъ всю ночь, немного заблудился при въѣздѣ въ городъ и только въ 3 часа ночи добрался до гостиницы, очень уставшій оть долгой, непривычной ѣзды, но удовлетворенный сдѣланнымъ дѣломъ.

При общемъ относительномъ благополучіи водворенія въ Аталассѣ одно обстоятельство легло темною тѣнью и оставило во мнѣ и друзьяхъ моихъ дурное впечатлѣніе. Аталасса находилась въ арендѣ у армянъ и земля обрабатывалась исполу нѣкоторыми сосѣдними жителями. При нашемъ водвореніи все это разрушилось, и жившіе на фермѣ арендаторы, управляющій и рабочіе должны были выѣхать до нашего прихода. Нѣкоторые изъ нихъ выѣхали раньше, другіе же стали собираться уже при насъ, и мы видѣли, какъ они нагружали своихъ осликовъ разнымъ скарбомъ и уѣзжали куда-то. Это обстоятельство поразило непріятно и духоборовъ. При первомъ же выраженіи неудовлетворенія своимъ положеніемъ они высказали мнѣ это. „Зачѣмъ же отнимать землю у другихъ. Мы не того искали. Мы слышали, что есть много ничьей земли, казенной, вотъ намъ бы такой нужно. А то сгонять человѣка, который туть работалъ и кормился — это не по-христіански“. Къ сожалѣнію, этотъ нехристіанскій поступокъ повторялся нами, по- мимо ихъ желанія, еще много разъ.

На слѣдующій день, вставъ утромъ, я поспѣшилъ въ карантинъ, гдѣ еще оставались болѣе 800 духоборовъ.

По уходѣ первой партіи стало немного просторнѣе, явилась возможность ходить между палатками, различать лица, и я старался знакомиться съ ними и припоминать тѣ изъ нихъ, которыя мнѣ пришлось видѣть еще на Кавказѣ.

Я разсказалъ имъ о томъ, какъ совершилось водвореніе въ Аталассѣ, о томъ, что я нашелъ тамъ, о приблизительномъ количествѣ земли и другихъ удобствахъ, и мы туть же, на общемъ совѣтѣ, рѣшили, что въ Аталассу можно послать еще партію, человѣкъ въ 250, такъ какъ земли тамъ достаточно, въ карантинѣ стоять тѣсно, а скоро покупки новой земли не предвидится. Но такъ какъ для исполненія этой мѣры нужно было еще согласіе моихъ товарищей Стэрджа и Сенъ Джона, то рѣшили подождать ихъ возвращенія изъ Никозіи, гдѣ они остались для осмотра предлагаемыхъ для покупки фермъ.

Какъ только сталъ извѣстенъ нашъ пріѣздъ, такъ посыпались со всѣхъ сторонъ предложенія о продажѣ фермъ. Но тѣмъ не менѣе цѣна на нихъ поднялась, такъ какъ каждый хотѣлъ попользоваться хорошимъ случаемъ и сбыть залежавшійся товарь. Мы знали это и не могли спѣшить съ покупкой. Понимали это хорошо и сами духоборы и не торопили, а напротивъ, уговаривали не торопиться. А когда они узнали, сколько заплачено за Аталассу, за скотъ и инвентарь при ней, то ужаснулись и стали говорить, что лучше всѣ они перезимують въ Аталассѣ, только бы не совершать еще столь невыгодной сдѣлки.

Рѣшили ждать Стэрджа, а пока возможно лучше проводить время въ карантинѣ. Но тѣснота карантина скоро дала себя знать. Число больныхъ увеличилось и еще умерло два ребенка — мальчикъ 6 лѣтъ и дѣвочка 4 лѣть.

Помню, какъ поразила меня смерть этого мальчика. Раньше я не видалъ покойниковъ у духоборовъ и не слыхалъ ихъ погребальнаго пѣнія.

Я пошелъ утромъ въ карантинъ и услыхалъ пѣніе въ одномъ углу двора. Мнѣ было интересно узнать, кто и что поють, и я направился туда. Тамъ стоялъ сколоченный изъ досокъ сарайчикъ, въ которомъ помѣщались двѣ или три духоборческихъ семьи. Чѣмъ ближе я подходилъ, тѣмъ яснѣе я различалъ пѣніе и тѣмъ тяжелѣе становилось у меня на душѣ. Я зналъ, что вообще мотивы духоборческихъ псалмовъ унылы, и не придавалъ особеннаго значенія этому грустному впечатлѣнію и смѣло взошелъ въ сарай и остановился у порога. Тамъ сидѣли кружкомъ нѣсколько мужчинъ и женщинъ съ грустными лицами и протяжно, немного покачиваясь, пѣли псаломъ. Посреди ихъ на скамейкѣ лежалъ на спинѣ, вытянувъ ножки, хорошенькій мальчикъ, съ блѣднымъ, восковой прозрачности, лицомъ, въ чистомъ, новомъ духоборскомъ костюмѣ. Слезы подступили мнѣ къ горлу, но я удержался, поклонился сидящимъ и вышелъ. Эта первая кипрская смерть, которую я увидалъ, произвела на меня очень сильное впечатлѣніе. Когда я увидалъ этого мертваго мальчика, какой-то внутренній голось сказалъ мнѣ: „Ну вотъ, смотри, началось!" Черезъ день умерла еще дѣвочка. Эти двѣ смерти испугали и докторовъ. Послѣ смерти дѣвочки мѣстный губернаторъ призвалъ меня къ себѣ и сказалъ мнѣ со строгимъ и серьезнымъ видомъ, что по докладу санитарнаго врача санитарное состояніе духоборовъ очень плохо, можно опасаться развитія эпидеміи, и онъ предлагаетъ мнѣ принять немедленно мѣры къ улучшенію ихъ положенія.

При этомъ онъ прибавилъ, что посовѣтовавшись съ санитарнымъ врачомъ, онъ рѣшилъ предложить намъ или нанять въ городѣ дома и размѣстить въ нихъ духоборовъ, или нанять одинъ домъ и устроить госпиталь, куда относить больныхъ, которыхъ въ палаткахъ лѣчить невозможно. Я выслушалъ все это, и такъ какъ не могъ и не хотѣлъ распорядиться всѣмъ этимъ самъ, то вызвалъ телеграммой Стэрджа и пошелъ объявить объ этомъ духоборамъ. Они молча выслушали это, не выражая протеста, но на самомъ дѣлѣ вѣсть объ устройствѣ госпиталя показалась имъ хуже вѣсти объ ожидаемой смертности.

Въ эти дни стоянки въ карантинѣ случилось еще одно обстоятельство, омрачившее нѣсколько наше тогда еще очень бодрое настроеніе и вмѣстѣ съ тѣмъ послужившее для меня къ еще болѣе тѣсному сближенію съ этими людьми.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 7
Ферма Аталласа (Ефремовка), 1899 год

Когда я вернулся изъ Аталассы и зашелъ въ карантинъ, два старика духобора подошли ко мнѣ и сказали, что они хотѣли со мной посовѣтоваться, что имъ дѣлать. „Одинъ парень у насъ балуетъ съ виномъ, стыдъ намъ большой за него, мы его и за своего не считаемъ, да куда его дѣвать!" Я былъ, конечно, удивленъ этимъ, не нашелъ ничего сказать, и мы рѣшили, что надо собраться и поговорить объ этомъ. Вскорѣ послѣ этого, кажется, на другой день утромъ, меня пригласилъ къ себѣ губернаторъ и сказалъ, что одинъ изъ духоборовъ напился пьянъ, сталъ буянить, и его забрали въ полицію, гдѣ онъ и ночевалъ. „Если вы хотите видѣть его, я дамъ вамъ записку". Я взялъ записку и пошелъ въ полицію. Признаюсь, мнѣ было очень горько переносить этотъ неожиданный позоръ.

Явленіе столь обычное для обыкновенныхъ людей, среди духоборовъ этой партіи казалось преступленіемъ. Именно, эта обыкновенность болѣе всего и тяготила и сердила меня, такъ какъ она давала право всякому недальновидному и неблизкому къ нимъ человѣку сказать: „ну, значить и въ нихъ нѣтъ ничего особеннаго", что, конечно, и не проминулъ сдѣлать мой товарищъ Стэрджъ, всегда довольно далеко державшій себя отъ духоборовъ. Какъ только онъ узналъ объ этомъ, такъ сейчасъ же сказалъ: „alors ils ne sont pas meilleurs que les autres! (Они не лучше другихъ.) Но такъ какъ я все-таки зналъ, что они beaucoup meilleurs que les autres (Гораздо лучше другихъ.), то не унывалъ и пошелъ выручать несчастнаго. Я засталъ его сидящимъ подъ деревомъ, на полицейскомъ дворѣ. „Балующій парень" оказался старикомъ лѣтъ 50; отекшее красное лицо и слезящіеся глаза и неувѣренныя, дрожащія движенія обличали въ немъ человѣка, страдающаго запоемъ. Полицейскій любезно отпустилъ его по первому моему тробованію, на мою отвѣтственность, и я повелъ его назадъ въ карантинъ. Этотъ несчастный человѣкъ выражалъ уже большое раскаяніе въ совершонномъ, сожалѣніе о томъ, что онъ опозорилъ общину, но видно было, что хотя все это онъ и сознавалъ, но не могъ поручиться, что впредь это не повторится. Я отвелъ его назадъ въ карантинъ и сдалъ на руки нѣсколькимъ подошедшимъ ко мнѣ старикамъ. Его окружили и стали ему выговаривать его проступокъ. Онъ кланялся, просилъ прощенія и не зналъ что дѣлать. Вечеромъ собрался совѣтъ.

Изъ разговоровъ съ нѣкоторыми, болѣе близко знакомыми мнѣ, я узналъ, что Николай Борисовъ, — такъ звали больного старика, — уже давно, лѣтъ 10, страдалъ запоемъ и даже лѣчился отъ этого. Временами, иногда по цѣлымъ мѣсяцамъ онъ держался трезвымъ, но потомъ опять брался за старое. Такое поведеніе его заставило разъ духоборовъ во время ссылки, на одномъ изъ совѣтовъ, исключить его изъ общины. Ему, какъ полагалось, выдали его часть, дали денегъ и просили жить отдѣльно; онъ съ горя загулялъ еще больше, пропилъ все и явился въ общину просить Христа ради пріюта; съ тѣхъ поръ его уже не прогоняли. Нѣсколько разъ ему совѣтовали вернуться на старину, т.е. перейти въ малую партію, но онъ и слышать объ этомъ не хотѣлъ. Ему совѣтовали не уѣзжать съ Кавказа, даже не взяли на него билета, но онъ тайкомъ пробрался на пароходъ, и его увидали уже, когда пароходъ былъ въ ходу.

„Что съ нимъ дѣлать, — говорили мнѣ старики, — погибшій человѣкъ, не нашъ онъ, а куда его дѣнешь? Одинъ, а позорить всю тысячу, и не только тысячу, а на всѣ слиш комъ три тысячи одинъ такой, а все-таки обидно". Нѣко- торые совѣтовали его отправить на Кавказъ; иногда онъ и самъ соглашался на это, но исполнить этого никто не рѣшался.

Я не хотѣлъ итти на совѣтъ, боясь своего вліянія въ ту или другую сторону и болѣе въ сторону репрессивныхъ мѣръ, такъ какъ отъ нѣкоторыхъ духоборовъ слышалъ, что имъ очень стыдно именно насъ, друзей, помогающихъ имъ. „Тебя-то еще, — говорили духоборы, — намъ не такъ стыдно, мы тебя считаемъ за своего, а вотъ квакера очень стыдно: напишеть своимъ, что подумають!" Я очень опасался, чтобы они не повторили отлученія, и потому все-таки рѣшился пойти на совѣтъ, высказать не свое, а мнѣніе Христа за виновнаго. Я пришелъ и прочелъ имъ два мѣста изъ евангелія: одно о судѣ надъ грѣшницей, а другое — слова Каіафы о томъ, что лучше погибнуть одному человѣку, чѣмъ погубить народъ; прочитавъ это и объяснивъ, для чего я это прочель, я удалился. Совѣтъ рѣшилъ потерпѣть, а если станеть самъ проситься, то дать депегъ на отправку его на Кавказъ.

Трогательно было въ этой исторіи то, съ какой заботливостью и борьбой общественной гордости съ чувствомъ жалости обсуждался этотъ вопросъ и какъ послѣднее взяло, наконецъ, верхъ.

Губернаторъ отнесся къ этому довольно добродушно. Онъ сказалъ мнѣ, что очень жаль, что это случилось, что это можетъ повліять на общее впечатлѣніе. Но когда я сказалъ, что вѣдь это одинъ человѣкъ на 1000, то онъ согласился, что это случай весьма исключительный. Я спро силъ его, что было бы, если бы 1000 рабочихъ жителей Ларнаки очутились въ такомъ положеніи, какъ духоборы, т.е. безъ работы и съ обезпеченнымъ существованіемъ. Онъ, не задумываясь, отвѣтилъ: „Всѣ были бы пьяны!" Затѣмъ онъ спросилъ меня, что я думаю дѣлать съ этимъ человѣкомъ. Видя нерѣшительность въ моемъ отвѣтѣ, онъ рѣшилъ отвѣтить за меня, показывая рукой на дерево, около котораго мы стояли, и сдѣлалъ жесть рукой по шеѣ, прибавивъ: „to hang!" (повѣсить), и при этомъ громко расхохотался. Это была его милая шутка именно со мной, убѣжденія котораго ему были извѣстны.

Стэрджъ, узнавъ объ этомъ происшествіи, какъ я уже сказалъ, остался очень недоволенъ и на другое утро, отправившись въ карантинъ и собравъ вокругъ себя кружокъ старичковъ, сказалъ по-русски, что если духоборы будуть пьянствовать, то квакеры перестануть имъ помогать. Духоборы на это промолчали.

IV

Между тѣмъ съ пріѣздомъ Стэрджа рѣшился утвердительно вопросъ о посылкѣ второй партіи въ Аталассу. Рѣшено было сдѣлать это какъ можно скорѣе, и на другой же день была назначена отправка первой половины второй партіи, а на слѣдующій день — второй. Я разбилъ эту партію на двѣ, испытавъ на опытѣ неудобство передвиженія очень крупнаго обоза.

На этоть разъ мнѣ не удалось сопровождать эту партію, такъ какъ я былъ отвлеченъ другимъ дѣломъ.

Въ день отхода второй части второй партіи мы поѣхали со Стэрджемъ и духоборомъ Василіемъ Потаповымъ въ Куклію, одну изъ фермъ, принадлежащихъ „Восточной Компаній", для переговоровъ объ испольной работѣ.

Вернувшись въ Ларнаку изъ Кукліи, я узналъ, что вторая часть второй партіи уже отправилась въ путь. Въ карантинѣ стало еще просторнѣе, и къ общей радости, нашей и духоборовъ, явилась надежда, что мы обойдемся безъ госпиталя.

Собственно духоборы не были въ принципѣ противъ госпиталя, но они не хотѣли дѣлать большихъ издержекъ. Перенеся много разныхъ болѣзней, они привыкли къ докторамъ еще на Кавказѣ и не боялись ихъ. Но они уже тамъ замѣтили, что доктора „дороги"; „они бы и хотѣли по- дешевле, — говорилъ мнѣ одинъ духоборъ, — да не могуть, потому у нихъ по наукѣ такъ полагается". Вотъ этой „до- рогой" науки духоборы очень боятся, зная цѣну деньгамъ, такъ какъ они умѣли и нажить ихъ и отказаться отъ нихъ.

Результать нашей поѣздки въ Куклію былъ значителенъ. Намъ удалось заключить условіе съ директоромъ Восточной Компаній, по которому онъ принималъ 10 семействъ духоборовъ рабочими исполу на условіяхъ, хотя и невыгодныхъ, но не слишкомъ обременительныхъ. Компанія давала скотину, орудія, часть помѣщеній и матеріалъ на постройку другой, недостающей части. Духоборы должны были построить изъ даннаго матеріала достаточное количество помѣщеній, обра- батывать, сколько могутъ, поля и по снятіи урожая, возвративъ хозяину сѣмена и уплативъ правительству подать (десятину), получить половину остального урожая. Солома остается въ пользу хозяина на прокормъ быковъ.

Одна изъ выгодъ поселенія тамъ духоборовъ была та, что тамъ была проточная вода и земля удобная для огорода, которую директоръ согласился отдать духоборамъ по 10 шиллинговъ за донумъ (Донумъ кипрская полевая мѣра, равняющаяся 1/12 русской казонной десятины (приблизительно)., т.е. около 60 р. за десятину въ годъ. Для Кипра это цѣна очень умѣренная, такъ какъ вода тамъ дѣнится очень дорого.

Это поселеніе, хотя и временное, такъ какъ быть всегда испольными рабочими не входило въ намѣренія духоборовъ, было бы однимъ изъ наиболѣе счастливыхъ, такъ какъ здѣсь духоборы безъ большихъ затрать могли начать сразу производительно работать, если бы не лихорадки, не пере- водящіяся въ этомъ мѣстѣ. Когда компанія приглашала туда духоборовъ, насъ предупреждали, что это мѣсто не такъ здорово, какъ Пергамосъ. Про Пергамось же всѣ говорили, что онъ очень здоровъ (относительно). При этомъ добавляли, что, конечно, съ нѣкоторыми предосторожностями въ Кукліи жить и работать можно очень хорошо. Все это было извѣстно и духоборамъ, и желаніе поскорѣе начать работу пересилило въ нихъ опасеніе болѣзни, и условіе было заключено. Когда же духоборы пріѣхали и стали работать, то управляющій, сочувствующій духоборамъ, армянинъ, говорящій по-турецки и по-французски, выразилъ мнѣ свое удовольствіе, такъ какъ онъ замѣтилъ, что женщины духоборки работаютъ наравнѣ съ мужчинами. „Это залогъ успѣха, — сказалъ онъ. — Армяне, жившіе здѣсь, не имѣли успѣха, потому что женщины ихъ не работаютъ и потому, когда мужчины заболѣвали, то работа останавливалась. У васъ же, я вижу, этого не будетъ: когда мужчины будуть больны, женщины будуть работать". Изъ этихъ словъ я увидаль, что болѣзнь предполагалась уже какъ неизбѣжное условіе существованія. Но духоборы уже не хотѣли отступать и надѣялись, что съ лихорадкой справятся. Дѣйстви тельно, за эти два мѣсяца они уже всѣ переболѣли. Хотя умерло у нихъ только двое дѣтей, но у всѣхъ былъ видъ больной, изнуренный, и они уже подумывали, что на весну должны будуть уйти оттуда жить въ Пергамосъ и, если придется еще нѣсколько времени прожить на Кипрѣ весной, то думали приходить въ Куклію только на время, необходимое для работы, и пергамосскіе жители обѣщали имъ въ этомъ помочь.

Въ эту же поѣздку мы осмотрѣли чифликъ Пергамосъ и черезъ нѣсколько дней была рѣшена покупка его. Часть духоборовъ сейчасъ же отправилась туда и въ Куклію.

Человѣкъ около ста оставалось еще въ карантинѣ. Остались тѣ, у кого не было палатокъ и кто жилъ въ сараяхъ, такъ какъ въ Пергамосѣ готовыхъ помѣщеній не было, и нужно было нѣсколько дней, чтобы приспособить къ жизни находившіяся тамъ развалины турецкихъ домовъ.

Пергамосъ дѣйствительно оказался самымъ здоровымъ мѣстомъ по своей возвышенности и хорошей водѣ въ нѣсколькихъ имѣющихся тамъ колодцахъ. Недостатки его тѣ, что тамъ нѣтъ проточной воды и для ирригаціи земли нужно сдѣлать значительныя затраты. Затѣмъ относительная легкость почвы, т.е. малоплодородность и, наконецъ, главное то, что тамъ всего около 40 десятинъ, количество земли далеко не достаточное для прокормленія живущихъ тамъ 460 человѣкъ. Увѣрившись въ здоровости этой мѣстности, я настаивалъ на поселеніи всѣхъ оставшихся тамъ, тѣмъ болѣе, что въ окрестности можно было найти землю для арендованія.

Послѣдній недостатокъ, т.е. малое количество земли, обратился въ большую выгоду послѣ того, какъ рѣшился вопросъ о томъ, что духоборы не останутся на Кипрѣ.

Я сказалъ уже, что часть духоборовъ, около 200 человѣкъ, оставалась еще въ карантинѣ. Это были самые терпѣливые, но и они уже едва выдерживали это сидѣнье, соглашаясь итти въ Пергамосъ и ночевать тамъ подъ открытымъ небомъ, „чѣмъ-нибудь прикрывшись", только бы уйти изъ этого надоѣвшаго имъ карантина. Воспользовавшись однимъ свободнымъ вечеромъ, я пошелъ къ нимъ въ каран- тинъ, почитать и побесѣдовать съ ними. И этотъ вечеръ былъ однимъ изъ лучшихъ вечеровъ, проведенныхъ мною на Кипрѣ.

Я прочелъ имъ статью „Духоборы въ началѣ ХІХ столѣтія". Она оказалась имъ неизвѣстна и поразила ихъ вѣрностью передачи смысла ихъ ученія, устройства и исторіи.

Въ подтвержденіе правды написаннаго, они сказали мнѣ нѣсколько псалмовъ, изъ которыхъ взята была учительная часть этой статьи. Псалмы эти прекрасны и вызвали во всѣхъ насъ хорошее серьезное настроеніе, и мы долго мирно бесѣдовали, вспоминая прежнія времена гоненій и сравнивая ихъ съ теперешними. Понемногу разговоръ перешелъ на настоящее положеніе дѣлъ на Кипрѣ, и тутъ въ откровенной бесѣдѣ я въ первый разъ услыхалъ и ясно понялъ уже вполнѣ сложившееся мнѣніе духоборовъ о томъ, что на Кипрѣ имъ жить долго нельзя. Мнѣніе это сложилось подъ вліяніемъ постепеннаго знакомства духоборовъ съ Кипромъ. Правда, насколько я могъ понять изъ общихъ разговоровъ съ ними, имъ никогда не была по душѣ мысль о Кипрѣ. Но, какъ разумные люди, они, не зная Кипра, не могли отрицать его и, довѣряя людямъ, оказавшимъ имъ братскую помощь, они рѣшили попробовать и Кипръ, тѣмъ болѣе, что другого болѣе опредѣленнаго предложенія не было.

Но переселеніо духоборовъ задумано было ими по особому плану и при ясно выражаемыхъ ими условіяхъ, что и выражено было ими въ просьбѣ, поданной императрицѣ и въ письмѣ къ ней Петра Веригина. Они просили дать имъ возможность поселиться всѣмъ въ одномъ мѣстѣ, гдѣ бы они могли заниматься свойственнымъ имъ трудомъ. Это стремленіе ихъ найти мѣсто носеленія подобно стремленію библейскаго народа найти обѣтованную землю и устроить тамъ царство Божіе по закону Христа. Эту мысль я часто подмѣчалъ въ бесѣдахъ съ ними. Выражая твердую рѣшимость умереть за истину, они нерѣдко сознавались мнѣ въ этой человѣческой слабости. „Конечно, — говорили они, — мы на то пошли, умирать такъ умирать, мы рѣшили все перенести, даже до вѣчной жизни, а все хотѣлось бы поглядѣть, какъ мы заживемъ всѣ вмѣстѣ, хотѣлось бы исполнить все, по- жить такъ, какъ слѣдуетъ христіанской общинѣ".

Трудно осудить этихъ людей за эту ихъ „великую" слабость, и мало, я думаю, найдется людей, кто, зная это, не захотѣлъ бы помочь имъ въ этомъ.

Чѣмъ болѣе они знакомились съ Кипромъ, тѣмъ яснѣе видѣли, что этой мечтѣ ихъ здѣсь не суждено осуществиться.

Изъ собранныхъ свѣдѣній оказалось, что хотя и можно найти на Кипрѣ количество земли, необходимое для поселенія всей общины, но, во-первыхъ, ее придется купить по очень дорогой цѣнѣ (100 и болѣе рублей за десятину), а во-вторыхъ, вся она будетъ разбросана по всему острову небольшими кусками, что, конечно, крайно неудобно для общиннаго хозяйства. Кромѣ того, изъ разспросовъ мѣстныхъ жителей они узнали, что условія жизни и труда на островѣ до такой степени противоположны съ обычными для нихъ, что вся главная сила ихъ, ихъ хозяйственная наука, на- житая вѣками, пропадаетъ даромъ. Зимой — работать, а лѣтомъ — скрываться отъ жары. Жилище, одежда, пища, трудъ, т.-е. вся сумма хозяйственной жизни должны быть иные, всему надо учиться вновь. Очевидно долго не будетъ хватать на прокормленіе въ перспективѣ кормиться отъ добрыхъ людей — это хорошо, но неужели это нужно и неужели нѣтъ мѣста, гдѣ бы нуженъ былъ ихъ трудъ и гдѣ бы онъ оплачивался по достоинству, потому что они могутъ гордиться своимъ трудомъ? И къ тому же изнуряющая жара въ теченіе 7-8 мѣсяцевъ, сопровождаемая лихорадками, поносами и часто смертью.

Отъ мѣстныхъ жителей они узнали, что было уже нѣсколько попытокъ поселенія иностранцевъ на островѣ. Англичане привозили индусовъ, пріѣзжали черкесы, мальтійцы, армяне, евреи, и все это кончалось болѣзнями, смертями и уходомъ оставшихся въ живыхъ.

Все это привело ихъ къ заключенію, что Кипръ не годится для нихъ, и я не могъ не согласиться съ ними.

Вскорѣ, дня черезъ два и остальная партія направилась въ Пергамосъ, и наконецъ карантинъ, къ общему удовольствію и духоборовъ и мѣстныхъ властей, опустѣлъ, послѣ чего его, конечно, по всѣмъ правиламъ дорогой науки вымазали известью.

Покончивъ съ Пергамосомъ и Кукліей, я поѣхалъ навѣстить аталасскихъ. Я не видалъ ихъ дней десять. 560 человѣкъ, поселившихся въ Аталассѣ, раскинулись лагеремъ на протяженіи около версты. Часть, около 100 человѣкъ помѣстилось въ домѣ, принадлежащемъ къ усадьбѣ, а жившіе въ палаткахъ рѣшили строить себѣ хаты. Въ первые дни поселенія первой партіи въ Аталассѣ планы постройки были очень обширны, рѣшено было возсоздать всю деревню Ефремовку, и для этого выбрали на горѣ хорошее мѣсто. Но ко второму пріѣзду моему настроеніе и тутъ измѣнилось. Въ Аталассѣ все время жаръ былъ особенно чувствителень. Самая ферма находится въ котловинѣ, служащей какъ бы вогнутымъ зеркаломъ, собирающимъ солнечные лучи, въ защищенномъ отъ вѣтра пространствѣ.

Нѣсколько духоборовъ заявили мнѣ то же самое, что я слышалъ уже въ карантинѣ; я собралъ нѣсколькихъ стариковъ, чтобы выслушать мнѣніе обстоятельнѣе, и предложилъ имъ написать объ этомъ въ Англію, что они и исполнили. Распорядившись нѣкоторыми продовольственными дѣлами, я снова вернулся въ Ларнаку, а оттуда поѣхалъ въ Пергамосъ и Куклію.

Къ этому времени получилось изъ Англіи письмо отъ квакеровъ къ духоборамъ; я привожу его цѣликомъ:

«Дорогие друзья,

„Мы радуемся, узнавъ, что вы, послѣ многихъ препятствій и затрудненій, благополучно доѣхали до Кипра.

„Отъ души желаемъ, чтобы, при благословеніи Господнемъ, вамъ удалось устроить на островѣ жилища для себя и своихъ дѣтей; и мы въ этомъ не сомнѣваемся, такъ какъ съ помощью вашей терпѣливой выносливости и трудолюбія, которыми вы такъ отличались въ своей прошлой жизни, вы сумѣете хорошо устроиться, и вы будете здѣсь свободны оть правительственнаго принужденія, которое бы васъ за- ставляло дѣлать то, что противъ вашей совѣсти.

„Да будетъ возможно вамъ сохранить въ вашихъ новыхъ жилищахъ совѣсть, чистую отъ грѣховъ передъ Богомъ и передъ людьми.

„Мы были очень довольны и благодарны случаю, позволившему намъ принять участіе въ дѣлѣ вашего освобожденія и протянуть вамъ руку братской помощи.

„Хотя мы чужіе вамъ по языку и по народности, мы однако соединены съ вами ученіемъ, которое и намъ и вамъ запрещаеть всякую войну, какъ противную ученію и примѣру Того, Кто проповѣдывалъ миръ.

„Мы слышали отъ тѣхъ, кто знакомъ съ вашей прошлой исторіей, что жизнь ваша была проникнута богобоязнью, честнымъ трудолюбіемъ и братскимъ расположеніемъ другъ къ другу. И мы почувствовали, что смѣло могли предложить кипрскому правительству большую денежную гарантію, которую оно не безъ причины потребовало отъ насъ, прежде чѣмъ разрѣшить ваше поселеніе на островъ, для того чтобы вы не были въ тягость ему и не легли бременемъ на другихъ жителей.

„Мы чувствуемъ, что можемъ положиться на то, что вы сдѣлаете лучшее въ тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ вы, по волѣ Бога, поселены теперь.

„Мы желали, чтобы каждый шагъ нашего участія въ вашей судьбѣ былъ руководимъ Духомъ Истины, и мы увѣ- рены, что и вы на немъ основываете всѣ ваши поступки. Поэтому и вы, и мы можемъ вѣрить, что ваше переселеніе на Кипръ согласно съ Божественной волей и будетъ благо- словеніемъ для васъ.

„Мы сильно желаемъ, чтобы и оставшіеся ваши братья въ Россіи могли уѣхать оттуда. И мы, вмѣстѣ съ другими вашими друзьями, стремимся къ этой цѣли.

„Вашъ примѣръ и ваша бодрость, которые вы въ состояніи показать въ своемъ стараніи улучшить новыя условія жизни, будуть очень помогать и нашимъ усиліямъ въ этомъ дѣлѣ.

„Мы посылаемъ это письмо черезъ руки нашего друга и брата Вильсонъ Стэрджа, который находится теперь среди васъ, и которому мы просимъ васъ оказать братское вниманіе и содѣйствіе.

„Съ привѣтомъ христіанской любви мы остаемся вашими братьями.

За Комитеть, назначенный Англійскимъ Обществомъ Друзей для помощи Духоборцамъ, подписалъ

Иванъ Беллоузъ (секретарь).

Общественный домъ Друзей

Лондонъ

2-го числа 9-го мѣсяца 1898 года".

Это письмо было, конечно, прочитано мною во всѣхъ трехъ колоніяхъ.

Въ Пергамосѣ я встрѣтилъ то же общее мнѣніе. Я прочелъ имъ письмо квакеровъ и предложилъ имъ написать отвѣтъ и написалъ самъ, по ихъ просьбѣ и почти подъ ихъ диктовку, только редактируя ихъ мысли, ниже приводимое письмо.

Письмо квакеровъ принято было ими съ трогательною благодарностью, несмотря на полную дисгармонію его содержанія съ дѣйствительнымъ положеніемъ. Поселеніе духоборовъ на Кипрѣ называлось въ письмѣ квакеровъ благословеніемъ Божіимъ, а они терпѣли его только какъ новое и тяжелое испытаніе.

Вотъ ихъ отвѣть:

20, 9, 98. Кипръ. Ларнака.

Друзьямъ — квакерамъ отъ духоборовъ, живущихъ въ Пергамосѣ и Кукліи.

„Во-первыхъ, братья, приносимъ вамъ глубокую благодарность, такую, что и выразить не сумѣемъ, за ваши братскія заботы о пасъ и помощь намъ.

„Во-вторыхъ, желаемъ объяснить вамъ положеніе дѣлъ нашихъ и снова будемъ просить васъ не оставить насъ вашей помощью.

„Какъ и объяснили вамъ посланные нами раньше братья наши, Ивинъ и Махортовъ, жизнь для насъ здѣсь очень трудная, и врядъ ли можемъ мы здѣсь остаться надолго.

„Наша главная забота въ томъ, чтобы намъ собраться всѣмъ вмѣстѣ, всей общиной, а это невозможно здѣсь, такъ какъ удобной и дешевой земли здѣсь немного, а если по- купать землю дорогую, то на эти деньги можно намъ пере- ѣхать въ Америку и Канаду, куда насъ привлекаетъ про- сторъ и климатъ, подобный тому, въ которомъ мы жили на Кавказѣ 50 лѣтъ.

«Если бы и возможно было бы всем нашим братьям поселиться здѣсь, то намъ страшить здѣшній жаркій климать, говорящая того, отъ которого мы страдали въ ссылкѣ и гдѣ изъ 4000 человек у насъ уже умерло около 1000. «Здѣсь уже умерло 8 человек и много больными тѣми же болѣзнями, что и въ ссылкѣ: лихорадки, поносы, глазныя болѣзни и слѣпота.

„Тамъ, гдѣ поздоровѣе мѣсто, тамъ земля похуже, камениста и мало воды; а гдѣ земля плодородная, тамъ болѣзни. Десять семействъ изъ нашихъ взялись работать исполу въ имѣніи Кукліи, принадлежащемъ Восточной Компаній.

„Здѣсь бы намъ и хорошо было, но наши предшественники, армяне, жившіе туть, всѣ переболѣли до одного, и мы ожидаемъ того же.

„Да и на высокихъ мѣстахъ жара бываеть невыносимая, а мы пришли сюда еще не въ самое жаркое время.

„По всему видимъ мы, что намъ не житье здѣсь, что здѣсь мы будемъ не цвѣсти, а вянуть.

„И потому мы усердно просимъ васъ не входить въ большіе расходы по устройству насъ здѣсь, а по возможности переселить насъ отсюда въ мѣсто, болѣе пригодное для жизни. Какъ намъ слышно, такое мѣсто Канада. И мы будемъ съ терпѣніемъ и покорностью волѣ Божьей дожи- даться своей очереди, когда съ помощью нашихъ друзей намъ удастся присоединиться къ нашей братіи.

„Мы знаемъ, что много нашихъ братій осталось еще на Кавказѣ подъ большимъ притѣсненіемъ и безъ средствъ къ жизни, и просимъ сначала о нихъ. И надѣемся, что друзья наши не забудуть и насъ здѣсь и облегчать наше положеніе.

„Мы очень боимся огорчить васъ этимъ письмомъ, но хотимъ сказать вамъ всю правду и откровенно выразить вамъ наше мнѣніе, чтобы не быть потомъ въ отвѣтѣ передъ вами и передъ Богомъ.

«Благодарим васъ также отъ души за письмо ваше, которое получили и прочитали. Спаси вас Господи. За всей общиной поддерживаются: Василий Потаповъ, Григорий Глѣбовъ, Ѳедоръ Жмаевъ, Василий Поповъ, Василий Разинкинъ, Павел Поповъ, Петро Лабынцевъ».

Это рѣшеніе, твердо сознанное всѣми духоборами, съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе укрѣпляемое въ нихъ ходомъ событій, значительно измѣнило отношеніе ихъ къ тому, что имъ предстояло дѣлать на Кипрѣ.

Рѣшено было устраиваться временно, стараясь все дѣлать, по возможности, дешевле, чтобы сохранить возможно больше денегъ на переѣздъ въ Канаду, откуда уже стали полу- чаться благопріятныя извѣстія о большомъ количествѣ свободныхъ земель, о поощреніяхъ, которыя дѣласть канадское правительство переселенцамъ, о заработкахъ и т. д. Главное препятствіе къ немедленному переѣзду состояло въ томъ, что, какъ сообщали изъ Англіи, денегъ на переѣздъ нѣть, а то, что теперь собирается, то должно пойти на переселеніе оставшихся 2000 человѣкъ, находящихся въ ссылкѣ на Кавказѣ; такимъ образомъ до кипрскихъ очередь должна дойти не скоро.

Всѣ эти соображенія привели къ рѣшенію, что какъ бы то ни было, а зимовать придется на Кипрѣ, и потому надо строить дома. Въ Пергамосѣ, такъ же какъ и въ Аталассѣ, сначала было стали плановать большую деревню, но когда была сознана невозможность прочнаго поселенія, то рѣшили построиться съ минимумомъ издержекъ, по возможности пользуясь уцѣлѣвшими развалинами стараго турецкаго селе- нія. Принялись за работу, стали смазывать стѣны, укрѣплять провалившіеся потолки, выгребать мусоръ, и черезъ два- три дня уже нѣсколько семействъ жило въ домахъ, другіе продолжали работу.

Такъ началась жизнь во всѣхъ трехъ селеніяхъ.

Я распредѣлилъ свое время такъ: моя главная квартира была въ Ларнакѣ. Самъ же я большую часть времени проводилъ въ разъѣздахъ. Я отправлялся въ одинъ конецъ, напримѣръ, въ Пергамосъ и Куклію, дня на два или на три, возвращался въ Ларнаку, отдыхалъ, высыпался, пригоняя эти отдыхи ко днямъ отхода и прихода почты. Затѣмъ отправлялся въ другой конецъ, въ Аталассу и, пробывъ тамъ дня три, возвращался опять въ Ларнаку, обдѣлывалъ, какія нужно было, дѣла въ городѣ и опять отправлялся въ Пергамосъ и Куклію. Посѣщенія колоній я старался также пригонять къ визитамъ туда докторовъ, послѣ чего приходилось раздавать прописанныя лѣкарства и выполнять нѣкоторые докторскіе совѣты. Кромѣ продовольственныхъ дѣлъ и заботь о постройкахъ, однимъ изъ главныхъ дѣлъ моихъ, болѣе всего цѣнимое духоборами, было чтеніе получаемыхъ съ почты писемъ, иногда статей изъ журналовъ и книжекъ. Это занимало много времени, потому что одно и то же письмо или статью, приходилось читать иногда разъ десять, такъ какъ невозможно было прочесть сразу многимъ, а хотѣлось знать всѣмъ.

Часто послѣ чтенія и разговоровъ на тему прочитапнаго, кто-нибудь изъ старичковъ начиналъ разсказъ про старыя времена. Мнѣ некогда было записывать, но много я слышалъ интереснаго; кое-что изъ слышаннаго постараюсь привести въ другомъ мѣстѣ.

Понемногу начали приниматься за землецѣльческія работы. Раньше всѣхъ начали въ Аталассѣ, такъ какъ тамъ хо- зяйство было въ полномъ ходу. Потомъ въ Кукліи, гдѣ также все почти было готово къ работѣ. Позднѣе же всѣхъ въ Пергамосѣ, такъ какъ тамъ надо было заводить все снова, и скотину, и кормъ, и орудія.

VI.

Жизнь понемногу налаживалась и все было бы хорошо, всѣ терпѣливо рѣшились ждать весны и своей очереди; особенно придало энергіи всѣмъ извѣстіе о томъ, что „горійскіе", т.е. оставшіеся разселенными въ Горійскомъ уѣздѣ собираются въ путь; что денегъ на переселеніе ихъ собрано довольно, пароходъ нанять, и можно скоро ожидать ихъ отправки. Такъ какъ остальныя партіи елизаветпольскихъ и карсскихъ духоборовъ могли ѣхать на свой счеть, то, стало-быть, очередь теперь осталась за кипрскими, и они вздохнули свободнѣе, когда услышали эту вѣсть и сказали: „Авось Господь не безъ милости, и насъ перетащать от- сюда.

Все было бы хорошо, говорю я, если бы не болѣзни и смерти, начавшія мучить духоборовъ еще въ карантинѣ и усилившіяся съ переселеніемъ ихъ на мѣста, въ колоніи.

Причина этихъ болѣзней, ясно сознаваемая самими духоборами отъ стараго до малаго, ясно сознаваемая и мною и всѣми, кто видѣлъ этихъ больныхъ и умирающихъ — это невыносимо жаркій климатъ Кипра.

То, что причина этихъ болѣзней — мѣстныя условія, легко видѣть изъ того, что этими болѣзнями болѣютъ всѣ, и даже большею частью тѣ, кто не былъ боленъ на Кавказѣ. А тѣ, кто уже болѣлъ раньше, слабые, дѣти, старики и женщины, умирають. Характеръ этихъ болѣзней мѣстный и время этихъ болѣзней, періодъ усиленія, соотвѣтствуеть времени и періоду усиленія мѣстныхъ болѣзней.

Конечно, эти болѣзни и смерти, несмотря на мужественное и стойкое терпѣніе духоборовъ, не могли не повліять на ихъ отношеніе къ Кипру и на ихъ общее душевное состояніе.

Хотя они и вѣрили разсказамъ о томъ, чте съ наступленіемъ зимняго времени прекращаются или, по крайней мѣрѣ, ослабѣвають эти болѣзни, но знали также и то, что жаркое время вернется, и вернутся снова болѣзни и эта ужасная изнуряющая жара, москиты и вялое время лѣтней безработицы; все это ясно представлялось имъ впереди и заставляло ихъ просить людей, которыхъ они считають за братьевъ, помочь имъ выбраться изъ этого положенія.

Тѣмъ не менѣе работы шли своимъ чередомъ. Постройки подвигались, онѣ производились одновременно во всѣхъ трехъ колоніяхъ. Раньше всѣхъ онѣ были окончены въ Кукліи, ихъ тамъ было немного, и пришлось прикупить только тесь для дверей, оконъ, столовъ и бруски для притолокъ. Остальной матеріалъ принадлежалъ Компаніи и находился на мѣстѣ.

Въ Аталассѣ постройка домовъ нѣсколько замедлилась, такъ какъ, по отдаленности ея, я не могъ туда часто ѣздить, и лѣсной матеріалъ былъ доставленъ туда позднѣе.

Но къ концу октября постройки были закончены во всѣхъ трехъ колоніяхъ, продовольственное дѣло наладилось и даже, къ большой радости всѣхъ, съ убавленіемъ жары стали ослабѣвать болѣзни.

Мои личныя дѣла призывали меня къ другой работѣ, и я, видя, что присутствіе мое на Кипрѣ болѣе не необходимо, рѣшился оставить его, тѣмъ болѣе, что на Кипръ пріѣхалъ еще одинъ русскій другъ духоборовъ, Иванъ Степановичъ Прохановъ, энергично взявшійся за дѣло.

Ко времени моего отъѣзда мы насчитывали 51 человѣкъ умершихъ и около ста больныхъ.

Духоборы, прощаясь со мной, просили меня употребить всѣ мои силы („ужъ вы постарайтесь, какъ сами лучше знаете", — говорили они), чтобы найти средства для ихъ перевода съ Кипра.

И я оставилъ ихъ въ этой падеждѣ.

Эти три мѣсяца общенія съ духоборами дали мнѣ очень много. Помимо личнаго удовлетворенія отъ общенія съ такими людьми, я радъ былъ тому, что могъ разсмотрѣть вблизи эту общину и увидѣть ее во всемъ ея разнообразіи типовъ и характеровъ. Я видѣлъ истинныхъ героевъ, вынесшихъ пытку, какъ Ивана Боева, получившаго болѣе ста ударовъ плетьми во время казацкой экзекуціи и съ добродушной улыбкой разсказывающаго о томъ, какъ онъ не могъ никакъ встать по окончаніи этой казни.

„Въ головѣ туманъ, и совсѣмъ себя не чувствую, будто ни спины, ни ногъ нѣтъ и рука одна не владѣетъ, такъ что только грудь да одна рука еще чувствовали", — разсказывалъ онъ; Егора Ходыкина, долго болѣвшаго отъ подобной же пытки, и до сихъ поръ сохранившихъ ясное, твердое христіанское сознаніе. Я видѣлъ между ними и слабыхъ людей, страдающихъ, иногда даже ропчущихъ, но тянущихся изо всѣхъ силъ за другими и не лишенныхъ одной изъ главныхъ духоборческихъ добродѣтелей — чувства человѣческаго достоинства.

Видѣлъ матерей, хоронящихъ дѣтей съ серьезнымъ, строгимъ лицомъ и отвѣчающихъ на слова сожалѣнія и сочувствія, обращенныя къ нимъ: „Что дѣлать, на то пошли, терпимъ для Бога, за правду".

Видѣлъ и простыхъ, суетливыхъ и суевѣрныхъ крестьянскихъ бабъ, нашоптывавшихъ „отъ огня" и, вмѣстѣ съ тѣмъ, наставлявшихъ дѣтей своихъ въ самыхъ высокихъ христіанскихъ истинахъ.

Знакомясь съ ними, я видѣлъ, что вся эта, на первый взглядъ, темная масса имѣетъ свою исторію, своихъ мучениковъ за правду и свободу, своихъ героевъ и пророковъ, разсказы о которыхъ передаются изъ поколѣнія, въ поколѣніе, какъ предметь назиданія. Все это вмѣстѣ оставляеть впечатлѣніе какой-то несокрушимой силы и вмѣстѣ столь драгоцѣнной, что всякая непроизводительная трата ея отзывается больно въ сердцѣ человѣка, знающаго ихъ.

Если духоборы мало получать добра отъ Кипра, то Кипръ получить отъ нихъ многое. При мнѣ уже начались религіозные споры, и, какъ можно было ожидать, христіане-греки считають духоборовъ еретиками и часто прекращають споръ, боясь соблазна. Магометане же турки — прямо сочувствують имъ, говоря только о трудности выполненія ихъ религіозной идеи. Но и тѣ и другіе относятся къ нимъ добродушно и съ уваженіемъ, и пребываніе духоборовъ на Кипрѣ не можетъ пройти безслѣдно.

П. Бирюковъ.

10 ноября 1898 г.

Ларнака, Кипръ.

 

В 1898 году Павел Иванович Бирюков получил разрешение покинуть Россию благодаря вмешательству его брата, Сергея Ивановича, занимавшего тогда должность вице-губернатора Нижнего Новгорода. Несмотря на это, швейцарское гражданство семья Бирюковых получила только 20 октября 1914 года. В Швейцарии они поселились в усадьбе в Онэ, известной как «Русская вилла».

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 8
П. И. Бирюков. Конец 1920-х гг. Москва. Государственный музей Л. Н. Толстого (Москва)

В Онэ стекались толстовцы, духоборы и другие сектанты, бежавшие от преследований царского правительства. Постепенно вилла превратилась в центр русской эмиграции и своего рода колонию толстовцев, пропагандировавших идеи Льва Толстого. Бирюков пользовался уважением среди русских эмигрантов, включая большевиков.

На вилле бывали многие видные фигуры, включая Владимира Ленина, который приезжал к Бирюкову за подписью, чтобы получить доступ в закрытую библиотеку Общества любителей чтения. Этой библиотекой пользовались также Плеханов, Бонч-Бруевич и другие русские революционеры.

На территории усадьбы Бирюковы разбили сад и огород. Урожай использовался для питания семьи и многочисленных гостей. Следуя учению Толстого, все члены семьи придерживались вегетарианства.

В августе 1904 года Бирюков получил разрешение вернуться в Россию. В течение следующих десяти лет он жил попеременно в России и Швейцарии. В конце 1904 года он провел неделю в Ясной Поляне, уточняя биографические детали Толстого.

В 1907 году Бирюков переехал в Кострому, где заведовал отделом народного образования губернского земства и курировал земскую школу в селе Ивановское. В 1911 году он переехал в Москву, покинув земство из-за несогласия с его политическими взглядами. Под угрозой ареста в 1914 году семья вновь уехала в Швейцарию.

В 1920 году Бирюковы вернулись в Россию, намереваясь остаться там навсегда. В Москве Павел Иванович работал в системе народного образования и занимался архивами Мемориального музея-усадьбы Льва Толстого «Хамовники». В 1922–1923 годах была издана биография Толстого в четырех томах, которая стала главным трудом его жизни.

Воспоминания Павла Ивановича Бирюкова, биографа Льва Толстого, о Кипре: фото 9
Павел Бирюков в конце жизни. Фотография из архива Т. Л. Беррады-Бирюковой

В 1924 году семья вернулась в Швейцарию. Бирюков продолжал интересоваться судьбой духоборов, которым он ранее помогал переселиться в Канаду. Получив от них приглашение, он отправился в Канаду, где у него случился инсульт.

Павел Иванович мужественно переносил болезнь, диктуя дочери свои воспоминания. Он умер в 1931 году, завещав кремировать себя. Его прах был развеян в саду усадьбы в Онэ.

Понравилась публикация?

Поделиться публикацией

Читайте ещё по теме

16 век. Осада ФАМАГУСТЫ
16 век. Осада ФАМАГУСТЫ
Кипр мог стать частью Греции еще в 1915 году
Кипр мог стать частью Греции еще в 1915 году
​История террора по отношению к журналистам на Кипре (часть 2)
​История террора по отношению к журналистам на Кипре (часть 2)
Мой парень киприот. Сериал в буквах. 3 серия
Мой парень киприот. Сериал в буквах. 3 серия
Давайте по-новому взглянем на греческий алфавит (1/3)
Давайте по-новому взглянем на греческий алфавит (1/3)