Записки шведского археолога о Кипре начала ХХ века. Часть 3

Данным блогом мы завершаем наше увлекательное путешествие в бурные 1920-е годы вместе со шведско-кипрской археологической экспедицией. В финальной главе Эйнар Гьерстад расскажет о драматических событиях, приведших к открытию главного археологического сокровища Кипра — уникальной коллекции терракотовых скульптур из святилища Агиа Ирини. Сегодня эти артефакты разделены между двумя музеями: Музеем Кипра в Никосии и Музеем Средиземноморья в Стокгольме. Перед нами — не только итог многолетней работы, но и яркий эпизод научной и человеческой драмы, разыгравшейся на фоне кипрской непогоды.

Неоднократно мы все соглашались, что нашей экспедиции не хватало одного аспекта. Никто не исчезал. А ведь что за настоящая археологическая экспедиция без исчезновения? В каждой уважающей себя научной вылазке один или несколько участников рано или поздно умудряются потеряться — таков уж негласный закон приключений. Так же внезапно и таинственно, как происходит это исчезновение, участник снова появляется — оборванный, исхудавший, с диким взглядом и удивительными рассказами. Драматическое волнение, вызванное исчезновением такого рода, к сожалению, отсутствовало в течение значительного времени. Но — ура! — в конце концов этот недостаток был исправлен. Эрик исчез. Это долгая и ужасная история. Позвольте мне начать с самого начала.

Как-то в ноябре 1929 года в Никосию прибыл священник из Агиа Ирини, одной из деревень на северо-западном побережье Кипра. Его звали папа Прокопиос. И как подобает настоящему загадочному страннику, он прибыл не с пустыми руками, а привез с собой дар — не кому-нибудь, а самому музею кипрских древностей. Подарок состоял из головы и верхней части терракотовой статуи, датируемой началом VI века до н. э. Не шутка, а настоящий приз из глубин веков! Расследование показало, что он нашел это на своей ферме в Агиа Ирини.

Несколько дней спустя мы смогли провести первоначальный осмотр его фермы. И тут наш научный азарт вспыхнул с удвоенной силой. Мы узнали, что папа Прокопиос обнаружил полностью нетронутый храм, по-видимому содержащий большое количество терракотовых скульптур. Вот оно — сокровище, лежащее прямо под ногами! Благодаря любезному сотрудничеству Кипрского музея, а также британского правительства Кипра мы получили разрешение на раскопки в этом месте. Эрику пришлось покинуть дикую местность и форты Карпассоса и переехать в Агиа Ирини на поле папы Прокопиоса. Это было последнее место, где его видели, перед тем как он исчез.

Агиа Ирини, как следует из названия, является обителью мира. Мир, конечно, относительный. Когда-то давно жил здесь злодей, преступник, нарушитель, чьей большой радостью было заниматься поджогами в соседних лесах. Однако с тех пор, как Лесное управление назначило его лесничим, лесные пожары прекратились, и злодей превратился в порядочного человека. Такой метаморфозы мог добиться только один человек — наш добрый папа Прокопиос. И за это он заслуживает похвалы. Хотя… если вдуматься, это показывает вам, какой он на самом деле ужасающий человек. Чтобы обратить кипрского злодея, вам нужен ужас — магический, всепроникающий ужас.

На первый взгляд папа Прокопиос не производит на вас никакого ужаса. Он спокойно и размеренно ходил по своей деревне, словно мудрец. Однако более пристальный взгляд покажет вам, какой он на самом деле внушающий благоговение и одновременно отталкивающий человек. Его лицо коричневое, кожа иссохшая и изрезана глубокими морщинами. Его глаза больше человеческих, его борода зеленовато-серая, а его черная ряса, которая вечно развевается вокруг его ног, тоже приобретает зеленоватый оттенок. Когда он улыбался, его глаза не отражали улыбку. Они смотрели со странным и отталкивающим выражением, дрожащим, магическим, загадочным. Он гоблин, бог погоды в развевающейся мантии. Деревенские жители могут надсмехаться над ним в течение недели. Однако в воскресенье уже никто не смеется. Крестьяне выстраиваются вдоль стен церкви и склоняют головы до самых колен, пока старый бог погоды служит мессу. Его глаза пронзают их грязные рубашки и тела с силой рентгеновских лучей. Ожидаешь увидеть змей, выползающих из его волос, и огонь, вырывающийся изо рта. Столкнувшись с этой магической силой, крестьяне сбиваются в кучу в ужасе.

Бедный Эрик! Ему действительно не повезло со священниками Кипра. В Мандресе ему пришлось сражаться с папой Поливиосом, который рвал свою бороду и любил бороться. В Агиа Ирини он столкнулся с этим гоблином, этим языческим магом и знахарем. Неудивительно, что он исчез.

Но папа Прокопиос встретил нас с распростертыми объятиями. Он повел нас на свое магическое храмовое поле и заявил, что сохранил для нас все его великолепие. Ради нас он предотвратил потерю даже унции его археологических сокровищ. Жители деревни были готовы побить его камнями за то, что он помешал им наброситься на эту добычу.

Бог погоды прорычал, нахмурив брови:
— Стали бы мы лучше, если бы обогатились за счет этих древностей? Нет, конечно. Тогда зачем нам трогать их?

Это прозвучало, возможно, чересчур набожно, почти ханжески. Но позже мы узнали: он говорил правду. Грабители вокруг бушевали. Прошло много времени с тех пор, как они в последний раз позволяли нетронутой земле храма ускользнуть из их когтей — если вообще когда-либо держали что-то подобное в своих жадных лапах.

— О, жрец Агиа Ирини, ты дурак из дураков и негодяй! — закричал браконьер с пеной на губах. — Я жалею, что стар, потому что, если бы я был молод, я бы даже не пощадил твою дочь!

Старый бог погоды стоял посреди ревущей толпы, один, как утес в бурю — сильный и чистый сердцем. Это был колдун, но колдун — добрый.
Но Эрика это не спасло, и вот как это произошло.

Начались раскопки. Папа Прокопиос вышел в поле, чтобы благословить нашу работу. Он протянул руки в мольбе сквозь широкие рукава своей черной рясы. Порыв ветра пронесся по полю, закружив траву и пыль. Ряса развевалась. Ветви согнулись на одинокой пальме в Агиа Ирини, а над вершинами Троодоса начали собираться облака.

Появился Теодотис, владелец местного кафенио, и посмотрел на небо:
— Зима в этом году будет ранней, — пробормотал он, хмурясь. Но, казалось, ничего не происходило. Бог погоды был воплощением умиротворения.

Представьте себе эту сцену! Кирки ударяют в сухую землю, один за другим, квадрат за квадратом поднимается вверх. Эрик, в полевых брюках и берете, сосредоточенно измеряет и что-то записывает. Над его головой папа Прокопиос чертит в воздухе магические круги.

Вдруг из земли начинают показываться острые терракотовые шлемы. Кирки копателей вгрызались глубже и глубже, и на свет появлялись суровые бородатые лица. Фигуры в полный рост. Целый лес терракотовых скульптур — две тысячи! Две тысячи фигур!

Папа Прокопиос скакал на краю ямы как шаман на краю бездны. Его мантия развевалась. Статуи восставали из земли. Бородатые призраки, повинуясь его неведомому приказу, восставали из мрака веков.

Эрик чертил и измерял, фотографировал, делал заметки. Он был ученым. Но папа Прокопиос был колдуном. Его магия вызывала к жизни ряды терракотовых статуй, боевые колесницы с четырьмя лошадьми, бронзовых воинов, целые армии. Широкими полукругами вокруг каменного алтаря выстраивались фигуры: ближе всех — маленькие статуэтки и колесницы, за ними — большие и средние, а на заднем плане — статуи в полный рост. Их взгляды были обращены к центру, туда, где на алтаре лежал овальный валун — почерневший от жертвенного огня предмет древнего культа.

В награду — два ящика с тремя сотнями печатей в форме скарабеев. Это было нечто фантастическое, нечто несравненное. Это была настоящая магия. Колдовство папы Прокопиоса.

Фигуры, как зрители в древнем театре, смотрели на алтарь не моргая. А внизу, среди них, с развевающейся мантией скакал сам священник.

Эрик продолжал свои научные измерения. Но человек у алтаря был не археологом — он был магом, одетым в шкуру дикого зверя. Он лил густое масло на священный камень. На его голове была маска быка.

Ветер вздыхал, сквозняки шевелили священные деревья. Жертвенные животные мычали. Воздух наполнялся запахом крови. Прокопиос зажег огонь. Пламя чернило жертвенный камень, освещая бычьи маски и испуганные лица людей. Терракотовые шлемы дрожали, бороды колыхались от жара.

И тогда священник вонзил нож. Мгновенно. Животное вздрогнуло. Сердца людей застучали. Пламя взметнулось и осветило вершины деревьев.

Колдун сбросил маску. В пламени отразились его безумные глаза — глаза больше человеческих. Люди почувствовали, как подгибаются колени. Камень источал силу, и мужчины и женщины приносили дары. Богатый принц принес прекрасную статую в полный рост, точную копию самого себя.

Культ в Агиа Ирини насчитывает более трех тысяч лет — он восходит к временам около 1200 года до н. э. Центром святилища был овальный валун на каменном алтаре, почерневший от древних огней. Вокруг него, как в театре, возвышались терракотовые статуи, расставленные по убыванию размера: от монументальных до крошечных, почти игрушечных. Эта расстановка неслучайна: она была продиктована строгим ритуальным порядком иерархии.

Мы нашли более двух тысяч терракотовых скульптур. Среди них были воины в шлемах с остроконечными гребнями, возницы, колесницы, мужчины и женщины в праздничных нарядах. Были и бронзовые фигурки, и печати-скарабеи — более трехсот экземпляров, хранящихся в двух керамических сосудах, словно клад, спрятанный для божества.

Особенно примечателен способ, которым скульптуры были размещены: полукругами, обращенными к алтарю. Такой тип планировки встречается редко, и в случае Агиа Ирини он говорит о необычайной значимости культа. Все пространство было превращено в каменный хор просителей и свидетелей. Они смотрели на фетиш, словно на эпифанию — немые участники обряда, затвердевшие в глине.

Огонь на алтаре, согласно следам, горел здесь столетиями. Сажа на валуне, остатки золы, обугленные кости — все это свидетельствует о жертвоприношениях, происходивших не только в глубокой древности, но и в архаических фазах железного века.

Исследования показали, что святилище действовало на протяжении долгого времени: его слои охватывают как позднебронзовый, так и раннежелезный периоды. Агиа Ирини не была просто деревенской святыней, это был региональный центр культа — возможно, связанный с почитанием божества плодородия, войны или даже предков, обожествленных в глине.

Некоторые терракоты явно повторяют друг друга, что говорит о серийном производстве — возможно, при помощи форм. Но есть и уникальные образы, выполненные с художественным изяществом: мужчины с вытянутыми шеями, бородами, руками, воздетыми в мольбе; женские фигуры, держащие сосуды; колесницы с четырьмя лошадьми, восседающие на них возницы с мечами и щитами. Все это — не просто подношения, а послания, застывшие в глине, обращенные к богам.

Открытие этого святилища стало одним из важнейших событий шведской кипрской экспедиции. Оно не только дало нам представление о культовой практике, но и позволило заглянуть в ментальность древнего киприота — человека, который жил на стыке Востока и Запада, знал металл, глину, письменность и, вероятно, магию.

Теперь пришло время Эрику исчезнуть. Катастрофа задержалась, но наконец наступила. Зимние облака наступают с Троодоса. Сильный дождь, и наводнение уже здесь! Деревья вырваны с корнем, поля смываются, дороги исчезают, мосты ломаются, а стены домов Агиа Ирини рушатся.

Ночь становится ареной для древней стихии, и вода, как мифический зверь, мчится сквозь равнины. Посреди ночи вода обрушивается и направляется к святилищу. Если оно достигнет святилища, то уничтожит все скульптуры.

Эрик вскакивает с кровати и спешит к месту раскопок вместе с несколькими рабочими. Они быстро строят плотину, чтобы река обошла храм. О чудо! Плотина стоит прочно, и поток отведен в сторону.

Папа Прокопиос прибывает на свое поле. Он понятия не имеет, что он бог погоды. Вместо этого он благодарит Господа, который спас нас, и воспринимает это как знак свыше, что Бог благосклонно относится к шведам, которые принадлежат к добрым, чистым сердцем людям.

Раскопки проходят безопасно. Но вокруг Агиа Ирини и самого Эрика рушатся мосты. Мост Панагра, мост Скиллура, мост Морфу — все они рушатся в течение получаса. Мир словно смывается с карты, как акварель под дождем. Эрик полность изолирован от цивилизации. Все контакты с ним прерваны. Он исчез, он просто исчез!

Ужасная ситуация, но помощь уже в пути! Поисково-спасательная группа, состоящая из Джона и меня, отправляется из Никосии. Пробираясь через залитые дождем и грязные поля и ползая по рухнувшим мостам, мы наконец добираемся до фигуры одинокого человека.

А вот и наш бедняга! Но он встречает нас в своем щегольском берете, надетом набекрень, и выглядит совершенно непонимающим, когда мы говорим о нашей «спасательной опрации». Он так и не понял, что исчез. Это так же загадочно, как и папа Прокопиос, не догадывающийся о том, что он бог погоды.