Интервью с Владимиром Сорокиным о постмодерне, новом романе, искусственном интеллекте и Кипре
Автор: Андрей Правдин

Владимир Сорокин — писатель, чьи книги невозможно читать равнодушно. Один из самых ярких и провокационных авторов современной русской литературы, он начал с соц-арта и литературного концептуализма, а затем создал собственный, легко узнаваемый художественный язык.
Его романы «Норма», «Голубое сало», «День опричника», «Теллурия» и «Доктор Гарин» — это тексты, которые одновременно шокируют, предостерегают, заставляют смеяться и задумываться. Они переведены на десятки языков и изучаются в университетах мира.

Накануне творческой встречи в Лимассоле мы поговорили с Владимиром Сорокиным о писательстве в эмиграции, о реакции на его книги и о новом романе «Сказка».
— Владимир, добрый день. Ваши произведения передают образ глубинной, подспудной России. Большинство из них вы написали, находясь в Москве. Насколько сложно работать в другой стране, в иной языковой среде? Возникает ли у вас как у писателя желание отразить в творчестве дыхание другой национальной культуры?
— Если пишется, то пишется везде, в любом месте и при любой погоде. Идеально, конечно, мне всегда писалось в родном Подмосковье осенью-зимой. Я только что закончил новую книгу, называется «Сказка», она выйдет в издательстве Freedom Letters по-русски. Книга писалась в Берлине, Латвии, США и на Родосе, а действие в ней происходит в России. Есть идея написать следующую книгу про Берлин, посмотрю, как и когда это напишется.
— Вас нередко называют живым классиком русской литературы. А как вы сами ощущаете свою роль в современной литературной среде?
— Все классики уже умерли. Так что я – просто литератор, пишущий по-русски. По поводу роли: всегда хотелось написать что-то новое, раздвинуть литературные и культурные границы. Как свидетельствуют некоторые критики, это иногда получалось.
— Я читал «День опричника» еще в нулевые — тогда отдельные эпизоды казались абсурдными и вызывали улыбку. Сегодня многое из описанного выглядит пугающе реальным. Вам самому страшно, когда видите, как ваша художественная фантазия становится пророчеством?
— Когда пишется книга, все мысли прежде всего о том, чтобы ее пространство возникло, срослось, было убедительным, новым и интересным. Если идея тебя захватывает, совершенно не важно, страшная она или нет, главное, чтобы она отлилась в буквах на бумаге так, чтобы автору было интересно, чтобы автор выругался или запел от удовольствия. Если удивишь себя, то и другие удивятся. Поэтому в 2005-м, когда я работал над «Днем опричника», думалось не о «точности предсказываемого будущего», а о конкретном сюжете, о герое по имени Комяга, опричном москвиче недалекого будущего. Потом, когда прошли годы и многое стало сбываться, я лишний раз вспоминал максиму «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Страшно не было. Было удовлетворение, что книга удалась. А жизнь, как известно, всегда жестче самой жестокой литературы и самой страшной антиутопии.
— Ваши книги традиционно вызывают острую реакцию: от восторга до неприятия. Сегодня, возможно, негатива даже больше, чем раньше. Вы следите за откликами читателей? Насколько важно для вас, как воспринимается ваше творчество? И огорчает ли вас, что ваш новый роман был отозван из продажи?
— Я дорожу мнением умных читателей и проницательных критиков. Всегда радует неожиданное и умное суждение о твоем тексте, даже если это и жесткая критика. Мои книги разные, написанные разными стилями, в них ставятся разные вопросы, я нарушил много литературных табу. Реакция читателя бывает очень разной. Но я рад, что число молодых читателей не убывает, а наоборот. Одна девушка из Сибири сделала себе на груди татуировку — герб Братства Света из «Ледяной трилогии». Такие читатели вдохновляют на новые эксперименты. Например, в «Сказке», я впервые погрузился в жанр русской волшебной сказки. Снятие книги с продажи само по себе печально, естественно, как и ее сожжение. Но я жил в СССР, большом лагере, где многие писатели были унижены, замордованы, убиты, высланы, посажены, лишены права публикации, а книги их изымали отовсюду. Так что опыт прошлого помогает переживать современные российские эксцессы.

— «Голубое сало» — одно из ваших самых провокационных произведений. Бывали ли моменты сомнений — не зашли ли вы слишком далеко? И вообще должна ли у автора быть внутренняя граница, за которую не стоит переходить, и если да, то кто должен определять эту границу?
— Границы должны быть в жизни. В литературе должно быть нарушение границ. Иначе литература и культура вообще превратятся в жирного и полусонного кастрированного кота. Перед «Голубым салом» я семь лет не писал романов. Поэтому вспышка была сильной.
— Как вы относитесь к искусственному интеллекту? Может ли он в будущем заменить живого писателя? Ведь уже сейчас можно набросать сюжетную композицию, а ChatGPT можно попросить: «Напиши в стиле Сорокина»…
— Я не переоцениваю ИИ. Он, безусловно, герой нашего времени, но ни автора, ни художника, ни композитора он не заменит.
— Как вы воспринимаете адаптации ваших текстов — в театре, в кино? Возникало ли желание самому поставить что-то по своим произведениям? Лично мне очень понравился фильм «Сорокин трип» — именно своей биографичностью. Вам не поступало предложение написать историю вашей жизни?
— Если о кино, скажу честно: пока только одна экранизация состоялась, «Настя», снятая Константином Богомоловым. Получился изящный и неожиданный фильм в стиле Бунюэля. Но Костя боится его показывать. В театре достойные постановки по моим вещам сделали тот же Богомолов, Эдик Бояков, Вадим Жакевич, Франк Касторф, Мирко Гочев, Корнель Мундруцо, Жан-Кристоф Кокель. Очень жду в августе на зальцбургском фестивале постановку «Метели» от Кирилла Серебренникова. Он же хочет и фильм снимать по «Метели». А в театре вообще не все так гладко было: я дважды уходил со своих театральных премьер. Театр — кр-р-р-райне рискованный жанр! Биографию самому писать не следует.
— Вы работаете с очень «русскими» темами. Можно ли, на ваш взгляд, понять вашу прозу вне контекста России? Как реагируют на ваши книги иностранные читатели? Вам не поступало предложений выпустить одно из изданий на греческом языке?
— У меня две книги уже вышли по-гречески. Есть переводы более чем на тридцать языков, даже на албанский и иврит. Иностранные читатели реагируют прекрасно, их число растет. И я рад, что мне всегда везло с классными переводчиками.
— Ваш роман «Наследие», вышедший в 2023 году, завершает трилогию о докторе Гарине. Это, пожалуй, одно из самых мрачных и жестоких произведений в вашем творчестве. Как родилась концепция этого текста?
— Рождение книги, первый ее импульс — всегда загадочная вещь. «Голубое сало» я начал писать после того, как увидел утром в окне фантастический прыжок белки с сосны на ель. «День опричника» — после танца нашей собаки возле говяжьей кровавой кости на снегу. Идея паровоза на человечине пришла мне в зимней Швейцарии, когда мы с женой возвращались из Сильс Мариа в Мюнхен. Может, повлияло еще то, что месяц до этого мы провели в доме Ницше, где дух его витает.
— 27 мая состоится ваша творческая встреча в Лимассоле в театре «Риальто». Бывали ли вы на Кипре ранее?
— Я жду встречи с умными читателями и надеюсь их не разочаровать. Кстати, на Кипре мы с женой будем впервые. Ждем новых встреч и впечатлений!
